Апокрифы про тюрьму Шпандау

Своими воспоминаниями о работе в Межсоюзной тюрьме Шпандау делится Андрей Викторович Березный — бывший сотрудник советской администрации МТШ, бывший посол Украины в Австрии (2010-2014), пенсионер.

Последние годы по ночам плохо спится, и потому наплывают в неурочный час разные воспоминания о былом, в том числе про МТШ, Шпандау. Может, кому-то из современников, или потомков, друзей эти анекдоты или воспоминания вдруг покажутся интересными. Уж не обессудьте, если что не так.

Случай 1

Ночь перед рождеством.

В работе в тюрьме Шпандау в Западном Берлине было нечто сюрреалистичное. Не было ни зимы, ни лета, ни дня, ни ночи, ни нормальных выходных в конце недели, ни проходных в конце квартала. Был график и твоя смена: 3 утренних смены – пауза — 3 вечерних – пауза — 3 ночных – пауза — и снова утренние. Пауза — это служебный день на базе в Потсдаме — отделе внешних сношений (ОВС) Штаба ГСВГ. Там всегда было чего делать, на худой конец за жизнь с начальством или старшим товарищем Дмитрием Трениным потолковать.

Если же утренняя смена в МТШ — тогда подъем в 6 утра, выезд в Шпандау на служебном авто в 7, — по Гамбургскому шоссе, через КП Штаакен в Западный Берлин на Вильгельмштрассе, 24-27, и в 8 утра начало, а в 16 — конец смены, к 6 вечера-дома. Когда вечерняя — выезд в 3 пополудни и к полвторого ночи — дома. Если ночная — выезд в 11 вечера и к 10-11 утра дома. И так 4 года, как Revolver, за некоторыми исключениями, о чем расскажу в другой раз.

Занятнее (мучительнее))) всего были ночные смены. Днем надо бы было отсыпаться, да не всегда получалось — то дела в ОВС, то домашние. Третья ночная смена подряд была чревата неожиданностями…

Вот и тогда, не спрашивайте когда, была третья ночная смена на посту в блоке рядом с камерой «заключенного номер семь» Рудольфа Гесса. Принял смену в полночь, пожелал Гессу спокойной ночи, — а он в это время отходил ко сну (заодно проверил его состояние), расположился в кресле со служебным столиком напротив камеры и, как обычно, стал просматривать взятые у Гесса свежие газеты — Ди Вельт, Франкфуртер альгемайне, Берлинер цайтунг – западноберлинскую — их, и Нойес Дойчланд – восточноберлинскую — нашу, демократическую. За чтением стала все больше наваливаться усталость и дремота. Но продолжал крепиться, листал газеты, выискивая материалы позабористее. Гесс мирно без подозрительных признаков спал.

На четвертом часу утра стало совсем невмоготу, и уж ни антисоветская газетная пропаганда, ни американский кофе Maxwell не помогали. Тут послышался легкий шорох, какое-то движение. Вижу, дверь камеры потихоньку отворяется и в тёмном халате-накидке появляется в коридоре с синеватым дежурным освещением тень Гесса и так медленно бесшумно двигается в мою сторону. А я все дремлю. Чем ближе он подходит, тем явнее становятся зияющие глазницы на сером пергаменте лица и блеск старческих зубов сквозь кривую ухмылку. А я все в состоянии дремы. Сухие пальцы его левой руки из-под накидки потянулись ко мне, легли на плечо и начали его сжимать. Тут я просыпаюсь и чуть ли не подпрыгиваю в кресле.

Гесс ойкает, смотрит испуганно на меня, охает и начинает бормотать: «Господин Березный, ради бога, извините! Не хотел вас потревожить. Видите ли, вы как-то начали так громко стонать, что я проснулся и сон потерял. Несколько раз крикнул — Тишина!! (Ruhe!!!) — никакой реакции, не помогает, вы не слышите. Тогда решил подняться — а мне уж по нужде как раз захотелось, вышел в коридор, окликнул вас — никакой реакции. Ну, думаю, дай-ка потормошу, побеспокою, чтобы вы как-то сменили позу и не так сильно шумели. Уж извините, если я вас напугал» — и захихикал своим вольтеровским смешком. Я в свою очередь тоже пришел в себя и говорю:

— Может вам помочь, довести до уборной?

— Да нет, нет, — отвечает он, — я уж сам справлюсь, — и побрел потихоньку, похихикивая, к туалету.

Я поправил галстук, стер холодный пот со лба, поднялся из кресла, пришел в себя окончательно. Потом тоже извинился перед ним. С тех пор старался на ночном посту в блоке с заключенным не допускать таких провалов (сознания))).

Памятный знак с эмблемой Западного Берлина от администрации тюрьмы Шпандау А.Ю.Березному в день окончания работы

Опять метель, и мается былое в темноте…, а потому:

Случай 2

Вот пуля пролетела и ага…

Из трёх видов служебных смен в МТШ — на главных воротах, в блоке с заключённым и в качестве старшего надзирателя — старшего смены (Chief of staff))) — наиболее насыщенной была работа именно на последней позиции. Наряду с разнообразными, порой докучающими обязанностями, дежурство на этом посту предполагало насыщенное общение и подвижность, включая обход тюрьмы, инспекцию кухни и приготовления пищи Гессу его личным поваром, проверку корреспонденции,  прессы и порой ее цензурирование.

Также общение по разным вопросам с секретариатом тюрьмы, техническим персоналом и внешней военной охраной – караулами: нашим, американским, британским, французским, — в зависимости от месяца года, подмену надзирателей на воротах и на посту в блоке для приема ими пищи, сопровождение разного рода инспекций и визитов администрации секторов Большого Берлина, врачей, директоров, связь с внешним миром — полицией, госпиталем и др. в зависимости от обстоятельств. А на выходных, когда директора и высшая администрация отдыхают — вообще большой начальник.

N.B. Любителям свежатинки-мертвячинки от братьев наших меньших — завзятым гуманистам(!), упертым гедонистам и гастролатрам, так заботящимся о своем чреве и утробе. Нацист Гесс всю свою сознательную жизнь прожил абсолютным вегетарианцем-гринписовцем — каши, овощные супы, салаты, соки, фрукты, орехи, овощи. Прожил в физическом и душевном здравии почти 94 года и умер лишь, когда ему в этом помогли.

Пардон, отвлекся. Да. Вот как-то в дневную или вечернюю смену, точно не помню, часов в 6-7 вечера подменял на посту на главных воротах для приема пищи американского коллегу Новака. По его возвращении с ужина сам пошел за пределы тюрьмы в офицерскую столовую-«казино» – перекусить (к слову, террористы его взорвали в 1986 году, когда меня уж там, правда, не было), — и по возвращении решил, как обычно, заглянуть в караульное помещение поприветствовать начальника американского караула и заодно справиться об обстановке вокруг заведения.

Постучал, зашел в караульное помещение, а там темнокожий сержант за столом с парой караульных, и в другой комнате отдыхающая смена — смотрят как обычно по «видику» что-то рэмботически-приключенческое или порнографическое, или отдыхают. Караульные тут же встали, дружелюбно-вежливо: «Сэр, добрый день, как дела, все ок, чайку не желаете?»

— Не откажусь, — говорю и смотрю на сержанта, а он заканчивает за столом сборку своего большого черного пистолета.

— Сейчас, мы мигом, — говорит он, кивает караульному, — неси чай шефу! — улыбается, звонко щелкает затвором пистолета и вдруг — Ба-бах! Выстрел. Все замерли, побледнели, потихоньку начали приходить в себя… Траектория пули была изумительной: в стальной пол, стену, потолок, от него как шмель у меня над ухом — лишь чуть-чуть его царапнула и застряла где-то в углу в стене. Я, по-моему, раньше других пришел в себя и даже рассмеялся.

— Ребята, — говорю, -не переживайте, все ок, бывает, все живы-здоровы, и слава Богу, просто царапина, God bless America. Но чай пойду пить к себе, спасибо за гостеприимство! Сержант, естественно, с извинениями, побелел аж весь и завопрошал о докладе начальству…

— Нет, — говорю, — никакого доклада не надо, ничего не было, забыли, проехали, работаем дальше. Тут-то вбегает Новак, ко мне, от меня к сержанту, волнуясь об этом почти ЧП. Я его успокоил, указал, что старший тут я, а потому вопрос закрыт, забыли. По местам. Работаем. И ушел.

Нигде никому об этом чреватом проблемами происшествии не докладывал, не писал и не распространялся. Супруге Татьяне, своей благоверной, правда, рассказал, заставил её поволноваться.

Больше этого сержанта я не видел. То ли Новак подсуетился, то ли что другое по порядку их службы. Лишь след от царапины на правом ухе на память остался.)))

Случай 3

Литература и музыка.

По истечении многих лет не оставляют в покое две вещи, связанные с тюрьмой. Это библиотека Гесса и тюремный старинный оргАн с механическим приводом.

У Гесса была вполне уникальная библиотека. Она начала формироваться из книг, присланных ему еще в 1941 в лондонский Тауэр, далее развивалась как тюремная библиотека из присылаемых книг для семи заключенных, а с 1966 года, включая и мое время службы в 80-е годы, считалась библиотекой Гесса. Находилась в одной из оборудованных для этого камер недалеко от камеры Гесса. В библиотеке было, на мой взгляд, порядка 6 тысяч единиц книг, каждая из которых имела свой порядковый номер и штамп МТШ. Большей частью это были немецкоязычные фолианты по обширной тематике — от художественной литературы и поэзии до истории, философии, филологии, астрономии, астрологии, алхимии, искусства, науки, техники, атласов по географии, астрономии и астрологии, Луны, естествознания и других направлений человеческой мысли.

Во время ночных дежурств в блоке неоднократно забирался в эту библиотеку, рассматривал фолианты, листал их и пытался почитывать. К сожалению, это было весьма непросто, так как в большинстве случаев печать была готическим шрифтом. Чтение немецкоязычных сложных текстов, да еще в готике превращалось в утомительную трудоёмкую процедуру, которой мне так и не удалось овладеть. Припоминаются авторы Гёте, Гельдерлин, Шеллинг, Кант, Шопенгауэр, Парацельс, астроном Йоган Кеплер, «рейнские мистики», немецкие ученые, историки. Было много и современных книжек и журналов, брошюр научно-популярного характера по языкознанию, филологии, научному поиску. Как-то раз Гесс в разговоре об эзотерике обещал показать книгу теософа Е.Блаватской, но какого-то развития этой темы не последовало.

Когда закончилась история МТШ с одномоментным уничтожением администрацией всего, что было связано с ней и Гессом, и прошло много лет, уже в десятые годы нового столетия, я пытался через интернет найти следы о судьбе этой сокровищницы мыслительного присутствия (не Янтарная комната, но всё же), к сожалению, ничего найти не удалось — даже какую-либо информации о каталоге этого ценного артефакта. Если бы кто-то мог поделиться информацией о судьбе этого собрания книг, или просто сообщить что-либо о списке книг библиотеки Гесса, — уже был бы признателен.

Как-то на втором году работы в одной из камер в блоке с заключенным, неожиданно для себя, обнаружил небольшой компактный деревянный инструмент, внешне напоминающий пианино. На одном из вечерних дежурств, когда Гесс ужинал, забрался в эту холодную камеру и начал его исследовать. Поднял крышку и был удивлен. Это оказался настоящий орган с механическим педальным приводом. Сначала надо было сесть за инструмент, открыть крышку и ногами закачать воздух в меха, а во время игры постоянно подкачивать воздух. Под крышкой была клавиатура, как на пианино, а над ней порядка 30 регистров в виде ручек, оперируя которыми можно было воспроизводить разные звуки симфонического оркестра — как у настоящего органа — от скрипичных до флейты, кларнета, трубы, контрабаса и других инструментов.

Все оказалось в рабочем состоянии, и со временем, когда выпадали дежурства в вечерние часы в блоке, особенно в выходные дни недели, начал пробовать негромко поигрывать на органе. Играл примитивно-любительски — правой рукой мелодию, а левой — басовые ноты или аккорды. Собственно, и сегодня, более 35 лет спустя всё так же иногда играю на фортепиано.

Это были упрощенные вариации на темы произведений И. С. Баха — типа божественной Прелюдии фа-минор, Страстей по Матфею, «Лунной сонаты» Бетховена, подражания музыкальным темам Эдуарда Артемьева из фильмов «Солярис», «Сталкер», «Раба любви», «Свой среди чужих…», а также любимым в то время сольным рок-партиям уже почившего Джона Лорда в балладе «Child in time» британской рок-руппы «Deep purple», или уникального Кена Хенсли с его органными темами в «July morning» или «Spell» группы «Uriah Heep».

Как-то вечером, оставив ненадолго отдыхающего в камере Гесса, я забрался в эту холодную тёмную камеру и стал потихоньку наигрывать Прелюдию фа-минор и Страсти по Матфею «Erbarme Dich». Наверное, длилось это не более минут 15-20. Собрался было уже идти обратно на пост, обернулся и немного обомлел — приоткрыв дверь камеры, опершись на косяк, стоял Гесс и слушал мои интерпретации. Увидев, что я собираюсь идти, произнес: «Spielen Sie weiter, bitte, spielen Sie weiter!» Хорошо. Еще минут 10 я продолжал свои упражнения, после чего мы вместе пошли к его камере. Потом ещё несколько раз по вечерам Гесс деликатно просил, чтобы я поиграл, в чём я ему не отказывал. Он рассказывал, что когда-то в начале срока в этой камере действительно проходили воскресные церковные службы и кто-то даже играл на этом органчике. Но это было очень давно, и он сам уж про это забыл.

В целом, наверное, с десяток раз я развлекал Гесса подобием органной музыки, и мы что-то обсуждали по ходу на тему классической музыки, его предпочтений, моих увлечений, откуда у меня эти знания его любимых произведений, и прочее вокруг темы классики.

Длилась такая «идиллия» не долго. Как-то в году 84-м до меня дошли слухи, что бойцы караула тюрьмы судачат, что время от времени по вечерам из тюремных казематов слышатся звуки органной музыки, что, дескать, не иначе, как тут дело рук нечистой силы. От греха подальше я с этими экзерцисами покончил, хотя Гесс порой и вопрошал по этому поводу. Увы, не положено, инструкция)).

Вероятно, судьба органа такая же, как и библиотеки. Но вещица была уникальная. Ничего подобного, даже много лет спустя, в Венском музее музыкальных инструментов, я не встречал.

Рудольф Гесс в библиотеке тюрьмы Шпандау

11 февраля 1986 года в истории. A day in the life.

В тот день состоялся обмен на знаменитом мосту между Потсдамом и Западным Берлином «Глинике-брюкке» диссидента А.Щаранского на целую группу «товарищей».

По воле случая был свидетелем обмена. Процедура проходила где-то в полдень и весьма хаотично. Было холодно и сыро. Вокруг собралось достаточно много любопытных зевак-потсдамцев (конечная остановка трамвая), которых держала на расстоянии от театра действий полиция ГДР. Но все корректно. А.Щаранский вышел из машины в арестантском ватнике и большой шапке-ушанке с опущенными «ушами» и в сопровождении быстро пошел к мосту.

На той стороне его ждал эскорт с флагами и музыкой — весьма торжественно. Он зашел за первые надолбы в шахматном порядке на мосту, и чуть позже навстречу потянулась по 1-2 человека целая группа «товарищей», показалось — человек до 20. Потом с нашей стороны еще пара человек и еще несколько навстречу. Все действо длилось около часа и весьма хаотично, но без эксцессов. Как в театре.

В октябре 2003 года, на посту замминистра экономики в составе делегации пребывал с визитом в Израиле, в Иерусалиме. И была встреча с Натаном (Анатолием) Щаранским как с министром внутренних дел и по делам Иерусалима. Общались на русском. Я, в том числе, после переговоров упомянул, что был свидетелем знаменательного события 11.02.86. Ту шапку, по его словам, он хранит как артефакт. Быстро время летит — уж 34 года прошло с тех пор.

Продолжение следует.